Неточные совпадения
Девушка зарыдала, опустилась на колени и припала головой к слабо искавшей ее
материнской руке. Губы больной что-то шептали, и она снова закрыла
глаза от сделанного усилия. В это время Харитина привела только что поднятую с постели двенадцатилетнюю Катю. Девочка была в одной ночной кофточке и ничего не понимала, что делается. Увидев плакавшую сестру, она тоже зарыдала.
Я не видал этого своими
глазами и потому не могу признать справедливым такого объяснения; я нахожу несколько затруднительным для перепелиной матки в одно и то же время сидеть в гнезде на яйцах, доставать пищу и самой кормить уже вылупившихся детей, которые, по слабости своей в первые дни, должны колотиться около гнезда без всякого призора, не прикрытые в ночное или дождливое время теплотою
материнскою тела.
Раиса Павловна с
материнской нежностью следила за всеми перипетиями развертывавшейся на ее
глазах истории и совершенно незаметно оставила молодых людей одних, предоставляя руководить ими лучшего из учителей — природу. Когда платье Раисы Павловны, цвета античной бронзы, скрылось в дверях, набоб, откинув нетерпеливо свои белокурые волнистые волосы назад, придвинул свой стул ближе к дивану и проговорил...
— Вы можете! — сказал хохол и, отвернув от нее лицо, крепко, как всегда, потер руками голову, щеку и
глаза. — Все любят близкое, но — в большом сердце и далекое — близко! Вы много можете. Велико у вас
материнское…
— Я не столько для себя самой, сколько для тебя же отговариваю. Зачем ты едешь? Искать счастья? Да разве тебе здесь нехорошо? разве мать день-деньской не думает о том, как бы угодить всем твоим прихотям? Конечно, ты в таких летах, что одни
материнские угождения не составляют счастья; да я и не требую этого. Ну, погляди вокруг себя: все смотрят тебе в
глаза. А дочка Марьи Карповны, Сонюшка? Что… покраснел? Как она, моя голубушка — дай бог ей здоровья — любит тебя: слышь, третью ночь не спит!
Но Степан Владимирыч, по-видимому, остался равнодушным к
материнской ласке и уставился неподвижными, стеклянными
глазами на сальную свечку, как бы следя за нагаром, который постепенно образовывался на фитиле.
Матвей чувствовал, что Палага стала для него ближе и дороже отца; все его маленькие мысли кружились около этого чувства, как ночные бабочки около огня. Он добросовестно старался вспомнить добрые улыбки старика, его живые рассказы о прошлом, всё хорошее, что говорил об отце Пушкарь, но ничто не заслоняло, не гасило любовного
материнского взгляда милых
глаз Палаги.
— Как тебе не найти жениха! Триста пятьдесят душ крестьян! Каждая душа две души соседские стоит да приданище какое!.. Что, что — да ты, кажется, плакать начинаешь, плакать, чтоб
глаза сделались красными; так ты эдак за
материнские попечения!..
Зовет глубина и ширь: открыла вещие
глаза пустыня и зовет
материнским, жутким голосом: Саша!
Только
материнские агатовые
глаза горели скрытым внутренним огнем и выражали ту страшную задавленность, которая не давала Насте силы встать за самое себя.
Говорит, как во сне, сквозь зубы, невнятно, а
глаза у неё кричат болью
материнской.
Я таки не наудивляюсь перемене и батенькиного обхождения. Бывало, при малейшем противоречном слове маменька не могли уже другого произнести, ибо очутивалися в другой комнате, разумеется, против воли… но это дело семейное; а тут папенька смотрели на маменьку удивленными
глазами, пыхтели, надувалися и, как увидели слезы ее, то, конечно, войдя в
материнские чувства, сказали без гнева и размышления, а так, просто, дружелюбно...
— Ты очень бледна; посмотри на меня, — продолжала она с той
материнской заботливостью, в которой все-таки слышится родительская власть, — ну, вот и
глаза твои невеселы. Ты нездорова, Маша.
Что-то ласковое, почти
материнское мелькнуло в
глазах Лодки.
Тут он совершенно забылся и, раскрыв
глаза после долгого-долгого времени, с удивлением заметил, что лежит на той же лавке, так, как был, одетый, и что над ним с нежною заботливостью склонялось лицо женщины, дивно прекрасное и как будто все омоченное тихими,
материнскими слезами.
Она вспомнила все выражения
материнской горячности, нежные ласки и слова, радостные слезы,
глаза, устремленные с любовью на дочь, и благодарные молитвы к богу.
И, тихонько плача, она рассказала Егору Тимофеевичу всю скорбную повесть
материнских страданий, когда на
глазах ее погибал, неизвестно отчего, ее любимый сын и она ничем не могла помочь ему; и снова она оправдывалась в чем-то и что-то хотела доказать, но не могла.
Глаза Надежды Александровны вспыхнули светлыми прожекторами, с мягко-материнскою нежностью она обняла Веру, заглянула ей близко в
глаза и крепко поцеловала. И еще раз с сомнением заглянула ей в
глаза. Потом с усмешкою обратилась к Кате...
Добрая женщина, горько оплакивавшая свою первую питомицу Аленушку, перенесла, подобно отцу, всю свою горячую, почти
материнскую любовь к умершей матери на полуосиротевшую дочь. Она берегла ее пуще
глазу и, казалось, жила и дышала только ею.
Молодая девушка с рыданиями буквально упала в объятия матери Досифеи, которая с истинно
материнскою нежностью целовала ее в лоб и в
глаза. Все лицо суровой игуменьи как бы преобразилось, его выражение сделалось необычайно мягко и ласково, из
глаз ее также катились крупные слезы, смешиваясь со слезами молодой девушки.
Ксению Яковлевну, оставшуюся на ее попечении после смерти малолетним ребенком, Антиповна любила чисто
материнской любовью. Ей не привел Господь направить нежность
материнского сердца на собственных детей. Двое было их, мальчик и девочка, да обоих Бог прибрал в младенчестве, а там и муж был убит в стычке с кочевниками. Одна-одинешенька оставалась Антиповна и все свое любящее сердце отдала своей питомице. Ксения Яковлевна на ее
глазах росла, выросла, но для нее оставалась той же Ксюшенькой.
Эта щедрость Дарьи Николаевны, распоряжавшейся всем, также была поставлена ей в заслугу. Поминальный обед, отличившийся обилием яств и питий, был устроен в доме покойной и отличался многолюдством. В людской был устроен обед для всех приживалок и дворовых людей. Нищим Москвы были розданы богатые милостыни «на помин души боярыни Глафиры». Костя и Маша в траурных платьях не отходили от Дарьи Николаевны, которая, занятая хлопотами, находила время оказывать им чисто
материнскую ласку на
глазах всех.
— Не понимаете, — с горькой усмешкой на пересохших от волнения губах продолжал он. — Где же чуткое
материнское сердце? Неужели вы видите, что ваш сын чахнет и гаснет на ваших
глазах?
Полина быстро вскочила со своего места. Валя уронила ложку, которой барабанила по столу и осталась сидеть с разинутым ртом и выпученными
глазами. Так вот о чем так долго совещалась нынче с их матерью новая гувернантка! — хотя они всячески старались подслушать под дверью, о чем шла речь y взрослых, но это им не удалось. Плотно запертая дверь и тяжелая портьера скрадывали звуки голосов, раздававшихся в
материнской спальне, и им не удалось услышать ни слова.
А Мавра Кузьминишна еще долго с мокрыми
глазами стояла перед затворенною калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив
материнской, нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.